Воспоминания Курач Михаила Антоновича

Модератор: Модераторы форумов

Ответить
Аватара пользователя
hellcat
Сообщения: 874
Зарегистрирован: 27 авг 2011 17:14

Воспоминания Курач Михаила Антоновича

Сообщение hellcat »

Воспоминания Курач Михаила Антоновича, сержанта советской Армии. http://soldaty-pobedy.ru/articles.aspx?ArticleID=10 Очень интересно почитать, описаны боевые вылеты на Ил-2 в Карелии и Заполярье. Получилось так, что с его сыном, Курач Владимиром Михайловичем, мы вместе работали, он был наладчиком, потом энергетиком участка. Как то разговорились о войне, он рассказал про отца, дал почитать его воспоминания. К тому времени ветерана уже не было в живых. Заведи мы тот разговор на пару лет раньше, когда он был жив... Думаю, много интересного можно было узнать...
Аватара пользователя
sk16rus
Site Admin
Сообщения: 2344
Зарегистрирован: 22 июн 2008 16:19
Откуда: Казань
Контактная информация:

Re: Воспоминания Курач Михаила Антоновича

Сообщение sk16rus »

Спасибо!
Читать интересно, но тяжело - абзацы не разделены, да и текст не откорректирован.
Изображение
Аватара пользователя
hellcat
Сообщения: 874
Зарегистрирован: 27 авг 2011 17:14

Re: Воспоминания Курач Михаила Антоновича

Сообщение hellcat »

sk16rus писал(а):Спасибо!
Читать интересно, но тяжело - абзацы не разделены, да и текст не откорректирован.
Не могу найти оригинал текста от его сына, где то ведь был у меня... Здесь накосячил видимо, кто набирал текст на сайте. Ну и редактировал кто.
Аватара пользователя
sk16rus
Site Admin
Сообщения: 2344
Зарегистрирован: 22 июн 2008 16:19
Откуда: Казань
Контактная информация:

Re: Воспоминания Курач Михаила Антоновича

Сообщение sk16rus »

Можно сюда перенести и откорректировать.
Кстати, по "Подвигу Народа" у героя этой темы медаль "За отвагу" (Приказ № 05 от 19.08.1944 г. по 694-му ШАП)
Курач Михаил Антонович За Отвагу.jpg
ссылка на запись
Изображение
Аватара пользователя
hellcat
Сообщения: 874
Зарегистрирован: 27 авг 2011 17:14

Re: Воспоминания Курач Михаила Антоновича

Сообщение hellcat »

sk16rus писал(а):Можно сюда перенести и откорректировать.
Хорошая мысль!
Аватара пользователя
sk16rus
Site Admin
Сообщения: 2344
Зарегистрирован: 22 июн 2008 16:19
Откуда: Казань
Контактная информация:

Re: Воспоминания Курач Михаила Антоновича

Сообщение sk16rus »

Воспоминания Курач Михаила Антоновича, сержанта советской Армии.

Свирская операция началась 19-го нюня 1944 года и как бы прекратилось томительное ожидание чего-то неизвестного.
Вылет был полковым.
Сорок бронированных машин взяли направление на правый берег реки Свирь. При приближении к цели нам не казалось, что происходит скопление облачности. По тем временам это говорило о нелетной погоде. На самом деле это было не так. Это был великолепный результат работы нашей артиллерии и бомбардировочной авиации. Казалось на земле горело все, не исключая болот и озер. Дым стоял на высоте тысячи метров. Сквозь редкие в этом дыму окна можно было видеть бывшую оборону финнов, которая с высоты напоминала только что выкопанное картофельное поле. Наши летчики должны были быть очень внимательными во время работы, считая выполнение задания святой обязанностью, и в то же время делая все возможное, чтобы не столкнуться в таком дыму с друг другом, В этом смысле все обошлось благополучно. Но на свой аэродром вернулись тридцать девять машин.
Командир полка майор Хрусталев сразу как-то сник. Первый вылет и первая потеря...И никто не видел ни истребителей противника, ни разрывов зенитных снарядов. Не вернулся Саша Кирсанов, веселый парень, не выпускавший из рук гитары и знавший неимоверное количество частушек. Еще будучи в г. Куйбышев, готовясь на фронт он часто говорил своему воздушному стрелку - Саше Панову, который гордился тем, что он родился в г.Серов: "Скоро Саша будем хватать ордена и медали." Глядя на него, никто в этом не сомневался. И вот он пропал...
И никто не мог ожидать, что он придет в часть через три дня. Командир части на радостях приказал налить Кирсанову триста грамм. Усталый и грязный, осоловевший от выпитого, он признался в том, что ему стало страшно и он развернулся от цели, и выбрав в лесу площадку, посадил машину на "живот". Порезав ножом рули поворота и рули глубины, он сжег машину. Кирсанов был отстранен от полетов и отдан в распоряжение адъютанта, т.е. заниматься хозяйственными делами. Полк же продолжал выполнять те задачи, которые возлагались на него командованием, но уже неся значительные потери.
Нужно отдать должное финским зенитчикам. Они свое дело делали очень хорошо. Я летал с летчиком - Мирончиком Василием Захаровичем, белорусом по национальности . По своей комплекции он напоминал былинного богатыря. Впоследствии его физическая сила поможет нам дожить до этих дней.
Начало же операции, по сравнению с другими экипажами, у нас складывалось благополучно. Пять боевых вылетов мы сделали не привезя ни одной пробоины. Однажды ,после заруливания на стоянку, я, вылезая из кабины, сказал своему летчику, что в нас не попадут… "Наверное ты правильно строишь зенитный маневр и снаряды зениток разрываются не ближе двухсот метров." - сказал я. До сих пор каюсь, что я сказал эти слова.

Уходившие финны продолжали оказывать упорное сопротивление.
И вот он - памятный шестой вылет...
Нами было получено задание - оказать помощь наземным войскам в их продвижении вперед в районе г. Олонец. Во время работы ,при втором заходе на цель, я обратил внимание на крупнокалиберное зенитное орудие и людей бегавших возле этого орудия. Я хотел опередить их, дав длинную очередь из пулемета. Не я не успел даже взять упреждение, как что-то произошло и я ослеп. Я был в сознании и в общем-то цел. Я сразу подумал, что единственное, что нам остается - это уходить на озеро. Протерев левый глаз, я увидел,что Мирончнк делает то, что нужно и ,что двигатель не дает перебоев. Я ощутил столько радости, что впервые подумал о том, что жизнь все же хорошая штука. Я как бы сфотографировал все свои восемнадцать лет. Протерев второй глаз, я увидел как командир эскадрильи - ст. лейтенант Круковскиq, с которым летал мой товарищ Саша Панов, помахав плоскостями, собрал группу. Нас взяли в середину и, как тогда говорили, повели домой. У меня появилась возможность осмотреться и обдумать ту ситуацию, в которой мы оказались. Так же нужно было узнать, как чувствует себя летчик. Под ногами валялись какие-то оборванные троса. Я плохо знал машину и поэтому должен был как-то доложить об этом командиру. В метре от меня, за бронедверкой, которая спасла меня, было вырвано половина фюзеляжа. Когда я стал поворачивать голову вперед, то увидел, что вторым снарядом оторвало приличный кусок консоли и выбив форточку фонаря, посекло летчику лицо, на котором от воздушного завихрения кровь застыла толстой коркой. Я дождался, когда летчик посмотрел в мою сторону и показал ему перебитые троса. Он махнул головой, что все понял. И вот только после всего этого у меня стала появляться мысль, что мы можем не дотянуть до дома и развалиться в воздухе. Двигатель имел мощность 2100 л.с., а корпус машины был сделан из многослойной фанеры. Из-за сильной струи воздуха, идущей от пропеллера, от рваного фюзеляжа каждую минуту отлетали щепочки и я ждал, когда же отлетит последняя. Вскоре мы долетели до Лодейного Поля и я подумал, что мы будем садиться здесь, но летчик решил идти домой. Прилетев в район аэродрома и сделав огромный круг, мы стали садиться. Видимо от волнения, летчик не рассчитал, и мы садились с небольшим "промахом". На старте стоял командир полка - довольно требовательный и любивший дисциплину. Он дал нам красную ракету. Летчик дал газ для того чтобы уйти на второй круг. От самолета полетели щепки, земля была рядом и я думал только об одном - пронеси... Впоследствии командир полка говорил, что когда увидел в каком состоянии машина, то ему пришлось взяться за одно место. Мы же сделали опять огромнейший круг и летчик досадил ИЛ-2 как на учениях, и она ,пробежав не более ста метров, переломилась пополам. Мирончик сойдя на землю сказал: "А ты говорил, что в нас не попадут". Я не нашелся, что ответить. Лицо у летчика было покрыто засохшей коркой крови и видно было, что он страдал от боли. Время было вечернее, да и погода стояла сумеречная ,поэтому к нам подъехали две машины с прожекторами и штабная машина. Полковой врач, несмотря на то, что мы говорили, что у нас все нормально, все же осмотрел нас. У меня были пробиты голенища сапог и полы шинели, а осколок, застрявший в запястье руки, так и остался незамеченным. Летчик же постеснялся сказать врачу о своих болях. Нам предложили сфотографироваться около машины с задранной вверх носовой частью. Были включены прожектора. Летчику очень не хотелось этого, и только приказ командира волка заставил встать рядом с покореженным самолетом. Впоследствии нам были даны на намять фотографии форматом 18 на 24. Проснувшись ночью, я понял, что мой командир не спит. У него была высокая температура. И хотя он был старше меня всего на три года, я с большим трудом уговорил сказать, что с ним твориться. А вышло следующее, когда машина начала ломаться и хвостовая часть самолета коснулась грунта, ручкой управления самолетом придавило летчику именно ту часть, тела за которую хватался командир полка, когда увидел что напрасно нас послал на второй круг. Я сразу же добежал на КП на аэродром, где еще находились нач. штаба и командир полка. Как мог, я объяснил им ситуацию и попросил автомашину для того чтобы отвезти летчика в госпиталь. Машину мне дали. Госпиталь находился в шести километрах в лесу. Я отвез Мирончнка в госпиталь. По дороге мы не разговаривали. Так же молчком, через неделю он вернулся из госпиталя.
Собираясь всем экипажем - летчик, механик, я - бортстрелок, оружейник, мы не находили темы для разговоров. Причиной всему была потерянная машина. Мы оказались безлошадными . На заводских и запасных аэродромах было достаточное количество штурмовиков, а нам же приходилось вместе со всеми приходить на КП и как сиротам садиться в сторонке. С завистью слушая, как наши товарищи получали боевые задания. Сказать что мам было обидно, значит, ничего не сказать. Было больно и тяжело на душе, когда молодые и жизнерадостные парни не возвращались с этих заданий. Мы не плакали. Мы знали и верили в то, что они не вернулись ради того, чтобы на Земле восторжествовал мир и справедливость.

Я уже говорил о том ,что финские зенитчики прекрасно знали свое дело. Мы это прочувствовали на себе, имея уже через месяц не более десятка искалеченных и латанных машин. От истребителей у нас потерь не было. Требовалась замена и пополнение техники, а также и летно-подъемного состава. Государственная машина в то время и в этом отношении была отлажена и работала четко. Вскоре прибыло пополнение и новая материальная часть. Это были уже новые, модернизированные машины цельнометаллической конструкции и имевшие новое вооружение. Вместо пушек Волкова-Ярцева калибром 23 мм., установлены пушки Нудальмана -Буранова калибра 37мм., а также вместо восьми балок реактивных снарядов РС-42 стояли четыре балки под РС-82. Ребята же прибывшие в пополнение уже через 2-3 дня были настолько своими, что как будто бы мы их знали много лет. На фронте люди понимают друг друга очень быстро.
Линия фронта уходила от нас все дальше и дальше. Мы должны были держаться к ней как можно ближе, т.к, основная наша задача состояла в том, чтобы как можно эффективней производить штурмовку линии обороны противника. Находиться в отдалении от переднего края нам не позволял так же и небольшой радиус действия наших самолетов, т.к. запас горючего составлял всего 700 литров, которых хватало максимум на 1 час 40минут. Предстояла перебазировка на аэродром Нурмалица, который находился в 15 километрах от города Олонец. Обычно прибыв на новый аэродром, мы должны были изучить район действий и на память нарисовать карту с указанием характерных ориентиров, указать на них курс и полетное время. Все это мы выполняли, но как бы делали это не для себя, а для того кому сдавали эти зачеты. Выходя, мы обо всем забывали, не находя в этом ни какой надобности, так как из всех не вернувшихся никто в часть не пришел. Здесь же нам не пришлось делать и этого. Батальон аэродромного обслуживания и все наземные службы сработали оперативно и у нас сразу же началась боевая работа.

3а время пребывания на аэродроме Hypмалица память сохранила три эпизода ,о которых пожалуй можно рассказать.
Получив задание помешать высадке финского десанта на берег Ладожского озера и прибыв на цель, мы сделали первый заход, освободившись от бомб.3аходя на второй, я заметил четырех патрулирующих истребителей Кертис-Зб, которые находились выше и в стороне от цели, так как по нам велся интенсивный зенитный огонь Но на всякий случай я снял пулемет с предохранителя, что при их приближении я буду отплевываться, а поэтому пальцы находились на спусковом крючке. Когда летчик стал переводить машину в пикирование, под хвостом разорвался снаряд и нас бросило в отвесное пикирование. Для ИЛ-2, да еще находящегося на небольшой высоте, это пикирование могло оказаться последним. Если бы не трос, которым я был привязан, меня бы вытащило из кабины. Я изо всех сил ухватился за ручку управления пулеметом, и так как был снят предохранитель, то весь боекомплект улетел в воздух. Каким образом я не отрубил хвост своего самолета - непонятно. И вот здесь пригодилась та физическая сила, которой обладал мой летчик, уже лейтенант Мирончик. Во время так называемого пикирования - падения у меня улетел инструмент, который я возил с собой для устранения задержек пулемета. Из-за голенища вытащило ракетницу, подняло полик и оголило воздушные цилиндры и воздушные патрубки, о которые после резкого вывода из пикирования я ударился, и на некоторое время потерял сознание. Окончательно я пришел в себя и сел на сиденье уже на подходе к аэродрому Нурмалица. Вылезая из кабины я подошел к кабине летчика, который как бы и не собирался вылезать. На погоне у него была какая-то прилипшая масляная гайка. Я спросил: "Когда же тебе успели присвоить очередное звание?" Он мне ничего не ответил. Я же чувствуя сильную боль в правом подреберье, был вынужден обратиться к полковому врачу, который предложил мне десятидневное освобождение от полетов. Такие вещи в то время были не приняты.

В нашу задачу, я имею ввиду воздушных стрелков, входило охранять заднюю полусферу самолета от истребителей противника, а так же держать летчика в курсе всего того, что он не может обозреть и подсказывать ему с какой стороны сзади ведется зенитный огонь, чтобы он правильно мог строить маневрирование. Самым злейшим врагом для нас было солнце - когда оно светило в глаза. Но все же однажды оно сослужило нам хорошую службу. В следующий раз ,получив задание и прибыв на цель мы были встречены таким огнем, что нашу группу мгновенно раскидало. Потеряв строй и порядок, пришлось каждому работать самостоятельно. Надо еще сказать, что когда мы получили новую машину, то на ней стоял фотоаппарат и в обязанность летчика входило сфотографировать цель до начала работы и по ее окончании можно было судить о результатах проделанной работы. Мне с задней кабины практически невозможно было уследить за тем ,что происходило над целью. Машину резко бросало из стороны в сторону. Сиденье же было подвесное и это уже говорит за то, что в такие моменты чувствуешь себя к ... в проруби. Но тем не менее ощущаешь, как оторвались бомбы, как ушли реактивные снаряды, прекрасно слышно работу пушек и пулеметов, а белее всего ощущаешь момент фотографирования, который нужно держать самолет в строго определенном положении. И как правило в этот момент пули и осколки находят свою цель. Когда эта процедура была окончена, я огляделся и не увидел никого из своих. Определил только то, что летчик перешел на бреющий, и должен был идти домой. Но что такое? Когда шли на цель, солнце слепило мне глаза и идя домой это же солнце опять не дает мне выполнять свою работу. Я подумал что такого не может быть и нажав кнопку переговорного устройства, спросил у летчика: "Так ли уж интересна нам Финляндия?" После этого он сделал резкий разворот на 180 градусов и пошел домой. Дома я его спросил: "Что случилось ?" И на этот раз он мне ничего не ответил. По разговорчивости и по общению мы с ним были парой.

Далее хотелось бы рассказать о людях, с которых можно было брать пример образованности и поведения в обществе. Лейтенант Дума... Кадровый довоенный летчик. По возрасту был старше многих, поэтому казавшийся серьезнее и выдержанней других. В то же время любивший и умеющий рассказывать анекдоты так, что они будут понятны всем. Его воздушный стрелок - младший сержант Алехна был достоин своего командира. Он был также довоенного призыва. Высокий, с красивой строевой выправкой. Ни от одного из них, ни в одном разговоре я никогда не слышал повышенного тона, никогда не слышал тех выражений, которые в наше время можно часто услышать и в кино и на телевидении. Что же с ними произошло? Вернувшись с боевого задания, заходя на посадку, не убирая газа, Дума прижал самолет к площадке и пробежав по ней резко взмыл вверх. Таким образом повторился и второй и третий заход .Почему же не был убран газ или вообще не заглушён двигатель? Приказ с земли оставить машину не был выполнен, так как был ранен стрелок. На четвертом заходе, также прижав машину колесами к площадке и пробежав ее на скорости, с которой ходил над целью, врезался в лес. Несколько мощных сосен были подрезаны как спички. Стрелок был выброшен из кабины и ударившись о сосну, стал похож на большую тряпичную куклу, обвившись вокруг сосны. Плоскости, фюзеляж и хвостовое оперение остались в обломках между сосен. Бронированная коробка состоящая из кабины летчика, двигателя и бензобаков, пролетев около ста метров, ударилась в капонир. Когда мы подбежали к этой коробке, Дума сидел на месте, опустив голову, все время повторял: "Алехна... Алехна... Алехна...Алехна" - это единственный человек, которого пришлось хоронить всем личный составом части. На памятник ему был поставлен винт от знаменитой машины ПО-2. Лейтенанту Дума был дан продолжительный отдых от полетов.

На этом же аэродроме мы потеряли командира эскадрильи - старшего лейтенанта Круковского и его стрелка Панова Александра, общительного, умевшего найти со всеми разговор и на любую тему. Я очень ждал его возвращения, но это было только во сне, когда я часто вскрикивал: "Сашка ты пришел?!!!" Наяву я понимал, что это невозможно.

За короткий срок своего пребывания в авиации мне не так уж много пришлось увидеть взлетно-посадочных площадок. Перебазируясь на новое место, мы приземлились на аэродром, напоминающий только что разработанный дачный участок. Видно было что на его обустройство ушло не более трех суток. Огромные сосны ,вывороченные с корнями, были растащены по сторонам. Перепахана и укатана катками площадка шириной до ста метров и длиной до восемьсот метров. Для штаба полка из досок была сколочена небольшая будка. Все остальные находились в палатках. На второй день весь сержантский и рядовой состав, за исключением наряда, был направлен на прочесывание леса. Целый день мы проходили по тайге, ничего не обнаружив, но зато наелись досыта черники, которая по величине немногим отличалась от винограда. Дальше жизнь пошла как и должно быть на фронте. Делали свою обычную работу. Штурмовали железнодорожные эшелоны, летали на свободную охоту, то есть вылетали парой без сопровождения истребителей, не получая конкретного задания.
Свободный поиск... Обычно на такие задания бомбы подвешивались с двадцатисекундной задержкой, так как бросать их приходилось в основном с бреющего полета. Часто в бомбовые люки закладывались ПТАБы, то есть противотанковые авиационные бомбы, вес которых составлял 5 килограммов. Однажды летали в паре с лейтенантом Соколовым, который почему-то не успел от них освободиться над целью. На аэродром возвращаться с бомбами нельзя. Уже летя домой, Соколов по рации несколько раз обратился к моему летчику: "Мирончик! Мирончик! Я не успел сбросить бомбы!" Мирончик ему ответил: "Впереди болото. Бросай!" Набрав высоту Соколов сбросил бомбы. Я видел как они посыпались к коснулись болота. Болото как бы приподнялось и вздохнуло, этот вздох был слышен нам, несмотря на то, что мы были довольно на большом расстоянии от взрыва.

На этот аэродром, который назывался Рогокоски, к нам вновь прибыло пополнение. Был назначен новый командир эскадрильи, лейтенант Вишняков, который, как казалось, пользовался некоторым покровительством командира полка майора Хрусталева, так как они вместе были под Сталинградом и оба там были сбитыми. Стрелком к нему был назначен Сергей Оленин, уже побывавший в госпитале после ранения в голову. Впоследствии мы с ним стали друзьями и до сих пор иногда переписываемся. Он живет в городе Тамбов. Вишняков же, вскорости, преподал мне первый жизненный урок, дав мне понять, что иногда нужно смотреть и не видеть. А также иногда слушать и не слышать. И причина то вроде бы пустячная. Рядом располагался батальон аэродромного обслуживания. Там также как и у нас находились на службе девчата. Там крутили кино, устраивали танцы, парни почти каждым день ходили туда. Я любил читать и обычно один оставался в палатке. Вишняков приходя, когда ребят не было дома, находил тысячу причин, чтобы поворчать по этому поводу. Когда же все были на месте, он опять был недоволен, говоря, что ведь сегодня можно было уйти, а вы лежите как моржи. Вот об этом в присутствии всех я ему и высказал. Он это запомнил и надолго. И вновь было получено задание в оказании помощи наземным войскам в форсировании какой-то водной переправы. В эту группу был включен и Саша Кирсанов, показавший своим поведением, что заячья болезнь у него прошла. Воздушным стрелком к нему был назначен Вася Шабалин. Татарин, картавивший и не выговаривающий букву "Р", спокойный, безобидный, хороший человек и товарищ. Подойдя к объекту, мы увидели выложенные знаки обозначающие, что мы свои. Значит, наши наземники, без нашей помощи, сумели сделать свое дело. Нам пришлось работать по запасной цели. Вернувшись домой, опять недосчитались Кирсанова. Но в этот раз его увидели, как он не доходя до цели, сделав правый крен, с принижением ушел вправо. Через несколько дней их привезли на ПО-2. В данном случае уже Шабалин рассказал все подробно. Посадив опять машину на живот, он порезав перкаль на рулях и элеронах поджег их. Кирсанов пробовал стрелять из ракетницы в бензобаки, но из этого ничего не вышло. Когда машина загорелась по-настоящему, они отошли от нее на приличное расстояние, так как должны были взорваться баки, а также и боеприпасы. И вот здесь Кирсанов хватился, что обронил пистолет, бегая около самолета. К машине возвращаться было нельзя. У Васи же имелся и пистолет ТТ, и автомат ППШ. Кирсанов попросил Шабалина, чтобы тот отдал ему или пистолет, или автомат. У Васи хватило характера ему в этом отказать, сказавши, что мол пойдем вместе. Кирсанов был осужден к 15-ти годам, с заменой на три месяца штрафного батальона. Вася же вскоре погиб.

Среди летчиков прошел слух, что скоро придется лететь на г. Сортавала, который находился в 90километрах от линии фронта. Мы работали все время по передовому краю и исподволь лелеяли надежду в том ,что если подобьют, есть возможность спланировать и сесть на „вынужденную" на своей территории. Не знаю, откуда, но были известны и такие подробности, что аэродром Сортавала будет блокирован нашими истребителями, которые будут ходить выше с левым кругом. Разговоры разговорами, а дело есть дело. В одном из заданий разрешили участвовать и лейтенанту Дума. И наверное это было сделано еще рановато, так как при взлете его повело вправо. Площадка была узкая и лес стоял стеной, и самолет Думы врезался в него. Машина была разбита в дребезги, а люди остались живы. Из боеприпасов ничего не взорвалось. И опять после продолжительного перерыва ему разрешили летать. Из первого же боевого вылета он не вернулся. О времени и месте гибели лейтенанта Дума подробно написано в очерке М. Головенкова в газете „Полярная Правда". Стоял теплый солнечный день .Не слышно было даже назойливого комариного писка. В таких случаях говорят, что наверное будет гроза. Технический состав занимался подготовкой материальной части. Летчики, как всегда, находились недалеко от штабной будки. Воздушные стрелки нашли затененные места между выкорчеванных сосен. Как то так получилось, что меня сморил сон. Проснувшись мне уже было не до того, чтобы поинтересоваться сколько он продолжался. Поднявшись на ноги, я увидел около штаба стоящий в строю под знамя полк.3а спиной моего Мирончика не было никого. Не нужно было ломать голову, что бы это значило. Было ясно, что разговоры, ходившие среди летного состава, были не напрасными, так как вылет под знамя говорил о серьезности задания. После команды „разойтись" я подбежал к своему командиру, который сказал одно слово „Сортавала".Я пошел на стоянку, опередив своего летчика.3алез в кабину, перезарядил пулемет и поставил его на предохранитель, одел шлемофон. Когда подошел летчик я хотел доложить, что готов к выполнению задания, но он опередил меня.„Ты чего?"-спросил Мирончик.„Я готов! "-ответил я. Но это ведь не наша машина' -сказал он. Я посмотрел на бортовой номер -оказалось. что он был прав. Не может быть, что слово„СОРТАВАЛА" сыграло со мной такую шутку. Скорее всего я просто не успел проснуться. И только после взлета я приобрел настоящее состояние и остроту зрения. Смысл и порядок выполнения задания я сумел осмыслить только после того, как взлетела первая четверка, и через 5 минут взлетела и наша четверка.3начнт вылет должен быть эшелонированным, звеньями, с интервалом в 5 минут .Первую четверку повел штурман полка капитан Тарасов, с которым летал мой хороший товарищ Бестолов Анатолий.Осетин.1920 года рождения. Страшно не любивший тех ,кто ругается матом. Высота на маршруте была задана 1200 метров. В этот день солнце сыграло нехорошую шутку не только со мной. Перелетая линию фронта в районе железно- дорожном станции Тайбола мы были обстреляны зенитками. Немного позже ко мне обратился летчик, Не видел ли ты Сидоркина?".Лейтенант Сидоркин был командиром звена второй эскадрильи. Именно ему было поручено быть ведущим второй четверки. Я ответил, что не видел и добавил опять, что разрывы были очень далеко. Опомнившись, что последнее не нужно было говорить ,мне захотелось как-то реабилитироваться н я стал внимательно до слез в глазах, осматриваться кругом. Повернувшись по курсу я увидел какой-то отблеск .Я сказал летчику:„Смотри на солнце!". Он прибавил газ и догнал Сидоркина. За нами подтянулись и оба ведомые. Остальное время полета до цели прошло благополучно. Обдумывая задание, я понимал, что мы должны были над целью сменить первую четверку. Обернувшись, я никого не заметил, но по аэродрому тянулась пыльная полоса, говорившая о том, что с него кто-то взлетел. Этим кто-то оказался финский истребитель Моран - Солонье, который прямо со взлета стал подстраиваться к нашему последнему ведомому ,где воздушным стрелком был Петр Барашков, маленького роста, первая четверка и где те барражирующие истребители, позволившие взлететь вражескому самолету?"И хотя от нас до него было далековато, я должен был сделать так чтобы другие обратили на него внимание. Достав из-за голенища ракетницу и повернув пулемет, я дал по нему довольно-таки длинную очередь и как мне показалось, что трасса хотя и была на взлете, но прошла по носовой части финна и у него вывалилась нога. Стрелять я больше не мог, так как мы только что приступили к выполнению задания и тот небольшой боезапас мог мне пригодиться в более трудный момент, тем более, что на него сверху уже пикировали две Аэрокобры, и после первой же очереди он начал падать и разваливаться. После нашего первого захода на аэродроме сразу же возникло несколько пожаров. Во втором заходе были сброшены реактивные снаряды и последним было прочесывание кромок границ аэродрома пушечно-пулеметным огнем. Летчик, по-видимому, от души нажал на гашетку и несмотря, что машина находилась в пикировании, ощущалось какое-то торможение. Был сильный зенитный обстрел, но я обратил внимание на то, что было много пулеметных трас, которые догорали уже падая на землю. Мне все время приходилось подправлять парашют, стараясь разместиться на его середине, так как толстый спрессованный кусок шелка мог защитить меня от этих красиво смотрящихся фейерверков. Отработали мы нормально. Вернулись домой с хорошим настроением, хотя это было и преждевременно, так как вернулась пока только наша четверка, полк же был пока еще в воздухе. Все обошлось .В этот день в полку потерь не было .Было приятно .что вернулись все. Но без неприятностей все же не обошлось. Одна из Аэрокобр с обсохшим баком решила сесть на наш аэродром, но давая возможность сесть в первую очередь штурмовикам, с остановившимся винтом, спланировала на обочину .Машина была искалечена, но летчик оказался невредим. Все были за него рады, так как даже во время войны человеческая жизнь ценилась очень дорого. Капитан Тарасов привел свою группу позже, сбившись с курса. Следующее перебазирование было на какое-то овсяное поле. Название его я не запомнил, да оно и не заслуживает того чтобы его помнить, так как ни одного вылета с него произвести было невозможно. Прошел дождь, машины вязли в грязи. Сделал попытку взлететь кто-то из истребителей... Без скорости оторвав машину от земли, он тут же перевернулся и упал. Летчик, вылезший из - под него, только и сказал, что вот так надо бить самолеты. Следующий маршрут по протяженности был самым большим. Требовалась дозаправка. Нужно сказать ,что при перебазировании ,в передовой, то есть летный эшелон, берется все то что необходнмо, чтобы по прибытию сразу начать боевые действия. Поэтому бомбовые люки, не исключая фюзеляжа загружались так, чтобы только не было помех во время полета. В заднюю кабину садились два человека с личными вещами и еще с тем, что можно было туда втиснуть .В передовой эшелон брали обычно не более десяти воздушных стрелков, в основном же брали технический состав, задача которого состояла в том, чтобы сразу по прибытии привести технику в боевую готовность .Остальной состав, так называемый наземный эшелон, прибывал или автотранспортом или ,если это возможно, то железнодорожным транспортом. Н е знаю почему, но я всегда попадал в передовой эшелон. В данном случае со мной в кабине находился механик по вооружению. Пунктом дозаправки должен быть город Сегежа. В кабине было настолько тесно, что невозможно было повернуться и посмотреть, когда же, наконец. кончатся эти озера. Создавалось впечатление, что мы летим над морем с малюсенькими и редкими островами. Говорят, что в Карелии насчитывается более двадцати тысяч озер .Если же в районе Сегежи набрать побольше высоты, то эти озера покажутся одним сплошным озером. Но тем не менее, место для города и аэродрома на который мы приземлились, нашлось. Командир полка собрал всех летчиков на Инструктаж. В это время подошел заправщик и решил заправить самолет .Казалось бы проблем никаких не должно быть .Я взял пистолет, открыл крышку переднего бака и заполнил его бензином. Задний бак по емкости больше переднего. Но я не подумал о том, что вырабатывается сначала передний бак и так же открыв крышку, я вставил пистолет в горловину и решил спрыгнуть на землю, так как стоять на наклонной плоскости неудобно. Спрыгнув на землю, я сразу увидел, что бензин через дутик, то есть заднее колесо, течет на землю. И только тогда, когда я перекрыл бензин, до меня дошло, что задний бак был почти полным. Не так болела душа за разлитый бензин, как за то, что нам предстояло лететь еще целый час в кабине залитой бензином. Командиру я, конечно же, доложил, что баки полные и только об этом. Во время работы двигателя, от завихрения, бензин начал интенсивно испаряться и мы просто задыхались от этого. Нам так хотелось, чтобы свойства быстрого испарения бензина, проявились как можно быстрее. Из головы не выходила мысль о том, что в жизни иногда нужно думать. Посадку мы произвели на аэродроме Боярская, недалеко от одноименной железнодорожной станции. Сразу по прибытии на аэродром, с первого же взгляда почему-то в первую очередь оцениваешь его недостатки и начинаешь придумывать, что же произойдет с тобой на этой площадке. И уже при пробежке машины, после посадки, мы увидели, что по краям этого так называемого аэродрома, было великое скопление огромных валунов. Площадка же в самой ее середине имела какую-то горизонтальную вывернутость, а в конце ее было что-то наподобие трамплина, такие же имеют на своей корме авианосцы. Нам была поставлена задача по освобождению города Кестеньга. Свою работу мы начали по сильно укрепленной высоте 216,находящуюся рядом с населенным пунктом Сов Порог, мимо которого в настоящее время проходит автодорога Мурманск-Ленинград. Высота 216 была крепким орешком для наземных войск. Были разговоры, что штурмовала ее какая-то гвардейская дивизия, понесшая очень большие потери. Поэтому мы целыми днями висели над ней, сбрасывая туда десятки тонн бомб. На этой высоте произошел случай, не умолчав о котором, я после вылета перестал получать ответ на свои приветствия от командира эскадрильи Вишнякова. На этой высоте мы сменяли первую эскадрилью .Подходя к цели Мирончик через переговорное устройство сказал; „Смотри! Финский летчик прыгнул с парашютом." Я увидел спускавшегося финна, но падения самолета я не видел. При докладе о выполнении задания первой эскадрильей ,воздушный стрелок Алексей Попов, доложил, что им сбит финский истребитель Кертис-3б,н что летчик выбросился с парашютом. При докладе о выполнении задании нашей группой ,командир эскадрильи Вишняков доложил то же самое, но разница была в том, что это его передним огнем сбит Кертис-36.„Я, не долго, думая, сказал:„Как же так? Ведь нам в ту сторону и стрелять-то было нельзя, там находились наши товарищи."Меня поддержали многие из полка. Вот так я вторично оказался в немилости у Вишнякова, который сбитый самолет все же записал на свой счет. Правда и Алексею была вручена Слава третьей степени .Первый мой вылет на город Кестеньга был с летчиком Сашей Крапивиным. Он очень редко летал. Говорили, что он не может держать строй. Говорили и то, что якобы у него одна нога короче другой. Верно это или нет, но слетав однажды с ним, я вынужден был с этим согласиться .Перед вылетом каждый летчик всегда прожигает свечи, давая максимальный газ. Саша прожег свечи и отпустив тормоза, прямо при взлете начал делать противозенитный маневр .Машина металась из стороны в сторону и трудно было предугадать в какой валун мы врежемся .Н о тем не менее ИЛ-2 оторвался от земли и набрав высоту стал пристраиваться к группе, сразу же разогнав ее. Получив команду идти в стороне, Саша сразу успокоился. Я не мог себе представить, что над целью можно строить такой зенитный маневр, который строил Саша Крапивин .Невозможно было понять ,.когда он пикировал и когда успевал набирать высоту. Я был как бы в невесомости .Я даже не понял, когда я успел головой выбить фонарь и ободрать лицо, к тому же в носу у меня застряли осколки оргстекла. Но все же домой меня он привез живым. Выйдя из самолета, я обратил внимание на то, что ко мне спешит начальник штаба подполковник Степаненко. Пожилой, ссутулившийся, но снявший пилотку на голове всегда блином. Он был не похож на военного человека, тем более на строевого командира и был очень хорошим ,душевным человеком. Подбежав ко мне, он и обратился ко мне, как-то не по военному: „Сыночек! Я убедительно прошу тебя, слетай еще разок. Вот машины уже стоят на старте. Я вижу тебе тяжело, но я обещаю тебе, что завтра я обязательно дам отдохнуть. "На старте действительно стояла группа самолетов, с работающими двигателями, так что некогда было даже добежать до парашютов, которые лежали в стороне, наполовину занесенные песком. Я полетел без парашюта. Вернувшись я сразу пошел в сан.часть. где меня обработали и мне стало намного легче дышать. Начальник штаба сдержал свое слово. Назначил меня на завтра дежурным по летной столовой. Об этом я доложил своему командиру. Он мне сказал, что отменить приказ нач.штаба он не может .На завтра он предлагал мне с ним полететь, но я не мог этого сделать. День же выдался очень сложным, все та же высота 216.Нигде, ни на одном аэродроме, не было столько покалеченных машин. Потерь как таковых не было. Все возвращались домой, но на старте стоял трактор ,который освобождая поле, растаскивал искалеченные машины по сторонам. Столовая находилась недалеко от аэродрома. Ко мне прибежали за кипятком. Я сразу спросил для кого. Мне сказали, что для Бестолова. Я не удержался и побежал на аэродром. Там я увидел следующую картину. Бестолов лежал на земле и все время шарил по бокам ,ища пистолет, чтобы застрелиться. Когда врач его немного обмыл, оказалось, что у него нет левого ответили, что глаза и снизу до верху окровавлена спина. Бестолов ~ это тот самый осетин, который летал со штурманам полка капитаном Тарасовым. Не очень долго он пробыл в госпитале н вернулся с хорошо сделанным стеклянным глазом и продолжал летать. Сразу после окончания войны, он демобилизовался в надежде вновь поступить в институт, так как он был призван с третьего курса. Практически на этот аэродроме мы прекратили контактирование с финнам, которые отобрали жизни у многих наших товарищей. Впереди была передышка и встреча с немцами уже на печенгской земле. Как бы трамплином на Кольский полуостров нам послужил аэродром Подужемье, находящийся в двенадцати километрах от железнодорожной станции Кемь .Название аэродрома происходило от названия деревни Подужемье, стоявшей на берегу реки Кемь. Только здесь мы обратили внимание на то, что темного времени практически нет. Местное население почему-то жило в банях, которые располагались вдоль реки. Нас же расквартировали в их домах. Дома большие двухэтажные с пристройками для скота, сеновала и хранилища дров. Мне на первый взгляд эти постройки показались безалаберными, на которые ушла уйма леса. Но местные жители объяснили нам, что все это сделано для удобства ведения личного хозяйства в зимнее время. В разговоре с нами они вступали охотно и ребятишки с радостью брали у нас хлеб, который мы прихватывали для них из столовой. А ведь это тоже были карелы. НА память пришла деревня Нурмалица...Однажды мы с товарищем, тоже воздушным стрелком, Павлом Пьянковым, решили сходить в деревню Нурмалнца, это было недалеко от аэродрома. Проходя по деревне, мы обратили внимание, что на нас и в нашу сторону совершенно никто, ни взрослые, ни дети даже не повернули головы. Наоборот, при нашем приближении отворачивались, продолжая копаться в земле. Для того, чтобы как- то и с кем-то заговорить, мы выбрали двух девушек, обратившись к ним с просьбой дать напиться. Одна из них ответила: ,,Пожалуйста. Пойдемте."Подошли к дому, в который нас не пропустили. Одна из них поднявшись по высокому крылечку, вынесла большой аллюминевый, до блеска начищенный ковш и маленькую фарфоровую чашечку. Зачерпнув из ковша. она выпила первой. Мы улыбнулись и сказали, что за компанию и вода кажется вкусней .Она ответила: „Какие вы наивные. А если бы я захотела вас отравить?"И как-то после этого короткого разговора наше мнение о них изменилось. Они пригласили нас ,но не в дом, а в помещение, похожую на большую прихожую. На стене были прибиты две большие мишени, напоминающие обыкновенные мишени №5,но только немного большего размера. Взяв ножи, они показали нам, как они умеют мастерски поражать эти мишени. Надо сказать, техника у них была почти цирковая. В разговоре они делали акцент на то, что наших, то есть финнов, здесь было немного - человек пятьдесят. Ваших же, то есть советских, в сотни раз больше…Наши были очень культурными и за три года они никого не обидели. А ваши ,как пришли, наделали столько неприятностей, о которых и говорить не хочется."-говорили они. Через некоторое время мы вышли за изгородь огорода, где сразу же начинался красивый молодой ельник. И вдруг моему Павлику пришло в голову показать свои способности. Он встал, достал пистолет и сделал несколько выстрелов, по веточкам елки. Не повезло. Ни одна ветка не обломилась .Встав резким движением, одна из сестер, а это были сестры, подошла к нему к взяла у него из руки пистолет. Я, как-то машинально, схватился за свой. Она вроде бы и не должна была меня видеть, обернулась и сказала;„Та не бойтесь же вы!" и сделала три
быстрых выстрела. Елочка недосчиталась трех своих веточек... Еще дважды бывали мы у этих девчат, которые продемонстрировали нам также виртуозную езду на велосипедах. Но с ними мы чувствовали себя чужими. А здесь же в Подужемье мы чувствовали себя как-то раскованно, но молодежи в деревне почему-то не было. Нас в доме жило шестнадцать человек, то есть двенадцать человек стрелков третьей эскадрильи и четыре человека из звена управления полка. И что-то сейчас я даже не помню составляли лн мы в то время график дневальства. Почти круглые сутки было светло, а поэтому было много желающих не спать, а читать. К тому же столовая и штаб полка были совсем рядом. Ну а что касается летного поля, то такое поле я видел впервые. Если бы все аэродромы были такие, то смело можно было увеличивать вдвое ресурс двигателя, да и сама материальная часть служила бы намного дольше. Большие шестигранные плиты были уложены настолько ровно и красиво, что казалось это невозможно сделать руками. При первом взгляде они казались отшлифованными.Именно здесь, на этом аэродроме, появилось желание оказать помощь нашему техническому составу. Захотелось сделать праздник для наших машин, к которым после сложных боевых вылетов хотелось подойти и просто погладить хоти бы по плоскости. Но поскольку в серьезных вопросах мы были не свежующими, то уж мотористам в устранении зазора между тряпкой и плоскостью, мы помогали успешно. А работа эта заключалась в том, чтобы налить ведро бензина, взять ветошь и мыть машину так, чтобы ни в одной щели не осталось и капли грязи. Однажды расстелив брезент, я снял пулемет, разобрал и разложил детали. Взял ветошь и начал их протирать .Синеватый блеск деталей напомнил мне что-то неприятное и я подумал, что из этого пулемета мне неоднократно приходилось стрелять в людей. Успокаивало то, что я не видел, если я в кого-то попадал и что эти кто-то тоже стреляли в меня, стараясь не промахнуться .Увлекшись работой и держа в голове такие дурные мысли, я увидел. что кто-то ко мне подошел. Судя но хромовым сапогам, это был офицер. Я встал на ноги для того чтобы его поприветствовать и увидел лицо старшего лейтенанта, которое и сейчас помню до малейших морщин и приветствовать его у меня пропало всякое желание. С этим старшим лейтенантом у теня произошла встреча на второй неделе после прибытия нашей части на фронт. Летно-подъемный состав был расквартирован в деревне по частным домам. Для технического состава необходимо было строить жилье. Командование решило построить большую землянку .Для строительства этой землянки требовалось большое количество леса. Командование полка снарядило для его заготовки воздушных стрелков. Для заделки щелей был необходим мох, который мы срывали с кочек, снимая метровый слой снега на болотах. Однажды, после окончания работ, мы были построены и был зачитан список людей, идущих в наряд. Мне выпал пост на зенитную точку .Я осмелился попросить разрешения сходить в деревню для того, чтобы переодеть мокрую одежду, так как был промокшим по самую шею. И вот этот старший лейтенант закричал на меня:„Выйти из строя! Ты находишься на фронте и здесь любой приказ должен выполнятся беспрекословно!"Я еще раз попытался ему сказать ,что я весь мокрый. Он достал пистолет и начал совать его мне под нос, говоря о том, что еще одно слово и он имеет право отправить меня к праотцам. На посту я простоял обмерзшим. Не знаю, возможно, этот случай послужил началом моих теперешних болячек, а именно заболевание сосудов нижних конечностей. В данном же случае, встретившись с ним взглядами, мы узнали друг друга. Он понял, что я уже не тот зеленый пацан, а уже обстрелянный. Он же был тыловиком. Разговор был недолгим. Я просто назвал его нехорошим словом. Он же опять стал ссылаться на фронт. Я попросил его объяснить, почему же фронт все время находится от него далеко? Что если бы все офицеры были такими как он, то фронт держать бы было некому. Bсe были бы расстреляны. И,опустившись на землю, я продолжил свою работу .Немного постояв, он ушел. Больше мы с ним не встречались.
Изображение
Аватара пользователя
sk16rus
Site Admin
Сообщения: 2344
Зарегистрирован: 22 июн 2008 16:19
Откуда: Казань
Контактная информация:

Re: Воспоминания Курач Михаила Антоновича

Сообщение sk16rus »

Вскоре мы перебазировались на Кольский полуостров, на площадку Южная аэродрома Шонгуй .Пролетая над территорией Кольского полуострова как-то сразу бросается в глаза его рельеф. Голые скалы сменялись сопками покрытыми лесом. Так же как в Карелии было большое количестве больших и малых озер и речек. И вот на этом маршруте мне почему-то вспомнился Кирсанов. Неужели и здесь вместо выполнения заданиями рискнул бы посадить машину на живот. Маршрут был проложен с юга на север, поэтому под нами узенькой навивающейся змейкой, хорошо просматривалась железная дорога. Так называемые станции имели небольшое количество строений. Глядя сверху на этот суровый край душой я чувствовал его красоту и, наверное с того момента готовился, что эта окраина России станет мне второй родиной. Как я уже говорил, мы прибыли на южную площадку аэродрома Шонгуй. От северной она отличалась большим песчаным оврагом. На ней находился истребительный Полк, летчики которого прикрывали нас во время работы с Шонгуйского аэродрома. Номера их полка я не помню. Скорее всего это был девятнадцатый гвардейский полк, так как командиром у них был подполковник НОВОЖИЛОВ. МЫ, так же как и наши летчики были ими очень довольны, уж очень хорошо выполняли они свою задачу. У меня и сейчас такое мнение, что так могут работать только гвардейцы. В штабах, как в больших, так и в малых, шла работа по подготовке Печенгской операции. Мы это время называли передышкой. Каждая передышка, для нас воздушных стрелков. означала то, что мы начинали получать большое количество замечаний от офицерского состава о не соблюдении уставных правил. Почему расстегнут воротничок. Почему шинель в накидку? Почему не почищены сапоги и т. д. и т.п.Во время боевой работы на это внимания никто не обращал. Поэтому от всего этого начинаешь думать, чтобы скорее началась операция, хотя и знаешь о том, что почти всегда из каждой группы кто-то не возвращается и может быть, что придет и твоя очередь. И вот операция началась. Я не помню точное число ее начала, скорее всего, это было восьмое октября. Но я помню, что в первые два дня, при полном нашем желании, мы ничем не могли помочь нашим наемникам. Задания мы получали и вылетали на них, но подойти к местам боевых действий не было, совершенно, ни какой возможности. Стояла низкая сплошная облачность. Подлетая к району Титовки мы врезались как бы в молоко. Даже не видно было хвоста своего самолета. Нужно отдать должное нашим .летчикам ,что они с честью выходили из таких ситуаций. Ведь подготовки к слепым полетам в то время никто не имел. Да и приборы также были не очень качественными и летчики им не очень-то доверяли, поэтому, основой для ориентировки была земля. Но, наверное, бог, все же, существует. Погода наладилась, и мы начали наверстывать упущенное, делая иногда до 16 часов по два боевых вылета. В настоящее время никого не УДИВИШЬ тем, как наши сверхзвуковые самолеты взлетают группой и всей группой синхронно выполняют фигуры высшего пилотажа. А в то время мы с большим удовольствием и гордостью за наших, смотрели синхронный взлет штурмовиков и истребителей, то есть пара штурмовиков начинала взлетать с южного аэродрома и в то же время пара истребителей взлетала с северного, и как нам казалось это было очень красиво и мы ощущали какую-то гордость за нашу авиацию и за наших летчиков. Теперь времени прошло уже полвека и многое стерлось из памяти. Но не все. Я уже говорил, что не очень многое мне пришлось увидеть, но не менее кое-какие сравнения я уже могу делать, хотя бы по отношению к Свирской операции .Здесь полетное время до цели было небольшим и тем не менее настолько было приятно смотреть по сторонам и видеть как справа и слева, как сверху и даже ниже нас идут самолеты группами, пусть не все наших конструкторских бюро, но все они несли на себе ярко-красные звезды. Не знаю, функционировал или нет в то время аэродром Луостари, но где-то завязывались воздушные карусели и в эфире можно было услышать весь набор тех выранебольшим, и жжений, которыми так богат русский язык. Из всех боевых вылетов с аэродрома Шонгуй мне запомнилось только два. Однажды у меня отказан пулемет. Причину я установил. Поломка ударно-спускового механизма. Об этом я доложил старшему технику по вооружению. Он сказал, что все будет сделано, но наверное забыл. Когда мы полечили очередное задание, я залез в кабину и стал проверять пулемет .Нажал на гашетку-пулемет не работает .Я не стал докладывать командиру .Могли снять машину с боевой готовности, а это были бы большие неприятности для старшего техника. Нам предстояла работа по скоплению отходящих немецких войск в сторону Никеля и в сторону ,как теперь называют 72-го километра. Теперь это место для меня очень даже хорошо знакомо. Это тот участок, на котором теперь находится стадион, кинотеатр „Юность",баня, участок дороги ведущий на теперешний рудник. Это бывшая дорога Линахамари - Никель. Немцы были как на ладони. Прятаться им было не куда. Не было и зениток. Летчики израсходовав боезапас ,делали еще несколько холостых заходов, прижимая немцев к земле шумом двигателей. И вот здесь я впервые при неисправном пулемете, тоже израсходовал весь свой боекомплект .Ловя цель в прицел, я нажимал на спусковой крючок и держа в левой руке молоток, ударял им по спусковому механизму и пулемет срабатывал. Отпускал крючок и очередь прекращалась .Я даже не заметил, как у меня опустел ящик .А ведь за это нас наказывали. В нашу задачу не входила стрельба по наземным целям. Несколько раз приходилось летать и в район Никеля, а так же непосредственно на Никель .В а маршруте однообразие: сопки, болота, озера. Даже нигде не встретишь ни одной рыбачьей избушки. Единственное, что указывало на то, что жизнь здесь есть - это лосиные тропы по болотам. Однажды, отработав, мы начали уходить из Никеля, преследуемые огнем зенитной батареи, которая находилась в районе теперешних садовых участков. Глядя на вспышку на земле ждешь ,где же разорвется снаряд, а когда его ждешь, то кажется, что он летит очень долго. Почему-то в такие моменты вспоминается только хорошие моменты из твоей жизни. А они разрывались все ближе и ближе. Несмотря на шум мотора, шум рации и писк морзянки, стали слышны разрывы. Я подумал, что ненужно испытывать свою нервную систему и решил отвернуться вправо ,глядя на плоскость и тут же заметил как она разрывается .Инстинкт самосохранения заставил меня спрятаться в кабину, как - будто меня могла защитить двухмиллиметровая дюраль .Потом осторожно выглянув из кабины, увидел большое рваное отверстие. Включив переговорное устройство, я сказал летчику: ,,Садиться будешь без щитков."Он же почему-то всегда при моем обращении к нему начинал делать противозенитный маневр .Я засмеялся каким-то нехорошим смехом и сказал: „Иди домой, потом скажу."При заходе на посадку, я только на третьем развороте сказал ему про щитки. Он ответил, что понял - садиться без щитков. Мне приходилось летать со многими летчиками и я заметил, что каждый из них по своему строит противозенитный маневр. Нравился мне Иван Малышев. Взлетев, он включал переговорное устройство и начинал петь про вязаный шарф голубой, с этой песней и садился. Маневр он строил так, что машина имела направление одно, а двигалась как-то юзом и при этом ни какой болтанки и ни каких перепадов высоты. Снаряды же всегда разрывались в стороне. Говорят, что статистики подсчитали, что для того чтобы сбить 14
самолет, нужно в среднем выбросить вверх не менее тонны металла. Думаю, что это не относится к немцам, хотя и говорят, что они аккуратисты. До финских зенитчиков им очень далеко. Огня очень даже много. Обычно подлетая к Никелю мы попадали под стену заградительного огня, но тем не менее группы иногда возвращались даже без пробоин. На аэродроме Шонгуй мы потеряли три машины и два человека. Это именно те люди, о которых написал М. Головенков в газете „Полярная Правда".Последний бой Веры Власовой. С остальных сбитых машин экипажи вернулись, правда из госпиталей. Это лейтенант Трофимов и его стрелок Борис. Летчик был ранен осколком, который прошел между челюстям, лишив его зубов. У Бориса были просечены икры ног. Садясь на вынужденную посадку, где-то в районе реки Петсамо - Йоки, они сумели перелететь с бронированной коробкой на другой берег. Но бортовой паек взять не забыли .Приблизившись где-то к дороге и увидев людей в разномастной одежде, они закричали и не ошиблись. Это оказались свои, подобравшие и отправившие их в госпиталь. И еще одна из машин, оставшаяся на необъятных просторах тундры. Фамилию летчика я не помню, а стрелком был старшина Маркелов. Это был старший воздушный стрелок ,летавший с командиром полка подполковником Хрусталевым. Но так как командиру полка приходилось редко летать, поэтому Маркелов иногда летал с другими летчиками, так же как и в этот раз. Маркелов так же призывался еще до войны, вместе с уже погибшим сержантом Алехна. В противоположность стройному к подтянутому Алехна, Маркелов был крупнее габаритами и имел какую-то неуклюжесть при ходьбе, как бы загребая ногами. Неторопливый, но рассудительный. Вот его рассказ. Отколовшись от группы, при работе над целью, летчик взял курс домой, но самолет вел себя как-то странно, кренясь то вправо, то влево, то теряя, то набирая высоту .Внешних повреждений заметно не было. Потом пошел с принижением и создавалось впечатление вынужденной посадки. Обычно в таких случаях воздушные стрелки прижимаются спиной и головой к бронеплите, находящейся сзади и защищающая бензобак. Прижавшись к плите, он почувствовал сильный удар, после которого сразу же наступила сплошная темнота. И только когда в кабину начала поступать вода, он понял, что машина перевернулась. Он начал выгребать торф руками, пока не выбрался наружу. Выбравшись он начал выручать летчика. С трудом добравшись до кабины и выбив форточку, стал вытаскивать летчика, который усердно занимался съемкой самолетных часов, как будто для него это было самое важное дело на свете. И только передав часы Маркелову, начал делать попытки вылезти из кабины. Оказывается, чудес в жизни бывает много, особенно в авиации. Летчик, раненый осколком в висок, пытался привести машину домой, но чувствуя, что сил на это не хватит, решил садиться на болото. Но достаточно было какого-то мига в помутнении сознания и машина, перевернувшись, упала в болото. Им повезло. Они быстро вышли на пост оповещения, где находились девушки, которые сообщили в часть о случившемся.С их помощью они в течении 2суток соорудили что-то наподобие площадки и командир полка сам на ПО-2 слетал и привез их домой в Шонгуй. Я не хочу называть даты, так как пишу все с памяти, ведь прошло уже пятьдесят лет .Н о почему-то мне хочется назвать дату 14го октября 1944 года, когда мы перелетели из Шонгуя в Луостари. Со мной в кабине находился наш механик Борис Букасов. Мирончик выпустив шасси и тормозные щитки ,планировал, готовясь к посадке. В это время за нами заходил на посадку истребитель ЯК-З. Ему была дана красная ракета ,но он ее проигнорировал. Мы уже заканчивали пробежку, когда он догнал нас и начал рубить нас с хвоста .Не знаю как выглядел я, но посмотрев на Бориса, увидел, что он очень бледен. Мне было жалко своего летчика, когда командир полка в гневе замахнулся на него стартовым флажком. Ведь он совершенно ни в чем не виноват .Наших же техников и механиков можно смело называть чародеями. К утру было все сделано так как будто ничего не прошло. Машина была как новая .Времени на так называемую акклиматизацию не было, так как немцы спешили уйти в сторону Киркинеса, где должны были грузиться на корабли и уходить на пополнение на центральные фронты. Этого допустить было нельзя. Нам вместе с братским 68 штурмовым авиационным полком ставились задачи не допустить их ухода. Не мне судить насколько мы это делали успешно, но впечатлений в памяти осталось много. Фьорды ,в которых мы заставали корабли, представляли из себя кипящий котел. Настолько они метались и маневрировали ,что поверхность воды казалась мыльной пеной. Тяжело было и нам. Огня было очень много. Уходя немцы увозили с собой и всю оставшуюся технику .И вот в одном из вылетов они устроили нам такой салют, который едва можно описать .Мне всегда не нравилась болтанка во время противозенитного маневра, поэтому иногда не докладывал Мирончнку, что сзади, справа или слева в нас стреляют ,в надежде, что все обойдется. Да и в целом наши отношения были скорее всего уставными. Мы друг друга называли на Вы.В этом же вылете обо всем этом я забыл. Несмотря на то что Мирончик бросал машину ни чем не хуже, чем Саша Крапивин над Кестеньгой и я слетел со своего сидения, находясь на полике, зная о том, что соединительная колодка шлемофона разъединилась с рацией, я все равно кричал Мирончику:„Маневрируй, маневрируй!",вспоминая бога и всех святых, а шарики-красные, розовые, малиновые -величиной с кулак, летели сплошным потоком и настолько близко, что кажется чувствовалось их тепло. С тех пор в моем лексиконе появилось слово „Керкинес".Особенно оно вырывается тогда когда другого слова подобрать не сумеешь .И вот опять чудеса. Вернулась вся группа и что самое интересное, никто не привез пробоин. То же самое произошло со второй группой, в которой только заместитель командира полка по летной части майор Сметанкин, прилетел с развороченной гондолой шасси .Последний мой вылет был где-то в двадцатых числах октября. Мой Мирончик заболел ангиной и лежал с высокой температурой. Ему было даже тяжело разговаривать .Увидев, что я пристегиваю шлемофон к поясному ремню, он сказал мне, что тебе мало того что ты летаешь со мной? В этом разговоре чувствовалась какая-то ревность. И все же я полетел на чужой машине, с летчиком фамилии которого я не помню. На нашей машине полетел другой экипаж. Задача стояла практически та же самая - не дать возможность немцам уйти на Керкн нес .Нужно было разрушить мост и дамбу в районе теперешнего 79 километра.3адача конечно была выполнена, но уже без участия нашей машины, имевшей бортовой номер 74.Буквально через несколько минут после взлета от нее потянулся шлейф дыма и летчик был вынужден оставить машину. Стрелок же по всей вероятности выпрыгнуть не смог, так как из задней кабины прыгать было трудно. да и высота была не более 600 метров. Они упали и сгорели вместе с машиной на берегу реки Лотта. Это был последний мой боевой вылет в этой войне. В последствии, после расформирования нашей части, мне пришлось встретиться с нашим механиком Борисом Букасовым. Он очень переживал за произошедшее, думая, что здесь есть какая-то доля и его вины .Но я думаю, что зря он себя винит, так как знаю, что Борис был очень грамотным механиком и очень трудолюбивым человеком Да… в Советском Заполярье война закончилась. А в нас еще восемнадцати - девятнадцатилетних мужчинах стало проявляться какое-то детство. Кругом валялось огромное количество всевозможного оружия. Стояли вражеские самолеты ,которые когда-то несли нам смерть и разрушение, и которые мы знали только по силуэтам .Нам было все интересно. Интересно то что у немцев были такие большие ангары, в которые можно было закатить до пяти самолетов, крытые гофрированным была и взлетно - посадочная полоса, состоящая из деревянных прямоугольных клиньев метровой длины и ровненько вбитых в грунт. Интересно было даже то, что бомбы были покрашены масляной краской. Мы сравнивали их с нашими, на которых всегда находился толстый слой ржавчины. Вокруг по границам аэродрома ражелезом. Интерес нас полагались бетонные колодцы с круговыми турельными установками. На южной окраине стояла крупнокалиберная зенитная батарея, которую нам захотелось подорвать .Мы подтаскивали ящики с гранатами к обрыву и бросали туда их, пока нам это не надоедало. Инженер полка по вооружению, он же начальник воздушно-стрелковой подготовки -капитан Костышин, был вынужден проводить с нами занятия, объясняя нам как обращаться с теми или иными боевыми средствами. Возможно благодаря его стараниям среди нас не появились калеки. Теперь пожалуй стоит вспомнить и о командире эскадрильи - старшем лейтенанте Вишнякове. Когда готовили наградные документы ,мой Мирончик вышел к нему с ходатайством о том, что Курачу нужно вешать очередную железяку .Вишняков из обеих рук сделал такую геометрическую фигуру, показав ее Мирончику, и сказал:,, Вот ему! Он подорвал мой авторитет!"Я считаю, что подорвать авторитет возможно только у того человека ,у которого он есть . У человека пользующегося чужим авторитетом, подрывать его нет смысла. Когда мне об этом сказал Мирончик, я даже нисколько не расстроился и сказал, что моя награда-это целая голова на плечах. В 1946 году Мирончик был комиссован по состоянию здоровья. Я заходил к нему попрощаться. Он сам вспомнил об этом и попросил его извинить Ну ладно ...Мы прекрасно понимали, что Вишнякову нравились люди с запашком в душе. Надо бы вспомнить и еще двух ребят-фамилии их стерлись из памяти. Они были армянской национальности и имели разные фамилии, но были похожи друг на друга как братья близнецы. Их у нас так и звали - братья-армяне и им это даже нравилось .Хочется вспомнить летчика, старшего сержанта Сорокина, погибшего в начале Свирской операции так и не поносившего офицерских звездочек Летчик прекрасно владевший техникой пилотирования, преподававший курсы командиров звеньев, но так и оставшийся старшим сержантом за то, что считался воздушным хулиганом. Молодой, красивый, интеллигентный майор Кисилев, пришедший к нам из наземников, комсорг полка ,впоследствии переучившийся и ставший летать на ИЛ-2 и погибший от прямого попадания зенитного снаряда. Был у нас летчик и еврейской национальности. О нем также упоминал М. Головенков в газете „Полярная Правда"Юра Ионас. В трудное время потерь людей и техники, как обычно все собирались где-нибудь в кучку и каждый отдельно переживая и обдумывал что-то свое. Юра обычно начиная разговор откуда-то издалека, постепенно переходя на еврейские анекдоты, которых он знал неимоверное количество Люд и начинали забываться и смеяться, пор ой до слез и боли в скулах. Сам же он во время рассказа никогда не смеялся. Он умел заметить как и кто ведет себя над целью и не дай бог попасть ему на язык Преподнесет все так, что одни будут хохотать, а кому-то придется не раз покраснеть. Чинов он не разделял. Возможно поэтому он один из летчиков, составлявших костяк полка. остался младшим лейтенантом или .как шутили летчики микромайором. Он был награжден только одним орденом Боевого Красного знамени. Вспоминая своих товарищей ,как погибших, так и оставшихся в живых, я называл их национальность. Этим самым мне хотелось сказать, что эти люди в то время, не задумываясь отдали бы жизнь друг за друга. Эти люди верили в те „ИЗМЫ",которые так обильно обливают грязью в последнее время. Откуда им было знать, что возникнут какие-то периоды. Период культа... Откуда им павшим и нам живым было знать .что возникнет период и взяточничества который сменится периодом перестройки, положившем начало растаскиванию всего того, что мы называли РОДИНОЙ. Этот период создал питательную среду еще для одного „ИЗМА",в котором так же застоя, демагогии, бюрократизма, рвачестве говорят, что это наше светлое будущее, называющееся капитализмом, о котором у нас никто не имеет ни малейшего понятия. Тяжело сознавать, что люди - братья, вчера еще помогавшие друг другу, начинают делить то, что еще не растащено.Каждый хочет обогатиться за счет другого, то есть сильный за счет слабого. Каждому потребовалась своя собственность .У нас было одно богатство-это РОДИНА, которую уже многие потеряли. Но вернусь к своему рассказу .Нам предстояло перебазирование. У многих была надежда попасть на центральные фронты. Пожилым и семейным людям хотелось отдыха. Перебазирование состоялось, но желания сбылись только у пожилых людей. Мне на этот раз пришлось от Лиинахамари до Мурманска добираться пароходом, который назывался„Вятка".Мурманск представлял из себя район, в котором только что произошло землетрясение. Возможно в центральной части города что-то и сохранилось, но нам посмотреть этого не пришлось, так как прямо с морского вокзала мы отправились в Мурмаши .Проходя Колу мы обратили внимание на железнодорожный вокзал, рубленный из круглого леса, а также с правой стороны было какое-то строение похожее на гараж для пожарных машин. В остальном же редкие частные домики, сколоченные из разнообразных досок, а так же спутники жизни того времени - полу развалившиеся бараки. О дороге по которой нам пришлось идти нужно сказать ,что по ней можно было ездить. По всей вероятности у нее был какой-то хозяин. Поселок Мурмаши нам показался райским уголком .И не зря наверное. Тогда говор или, что Мурмаши-это культурный центр Кольского Заполярья. Небольшая, но красивая площадь имени Кирова, окруженная постройками начала тридцатых годов финской постройки .Красивые двухэтажные дома укрытые красной черепицей, гидроэлектростанция. Да и в настоящее время приятно пройти по Московской улице, напоминающей парк. Так называемые „хрущевки",по сравнению со старыми постройками, скорее напоминают тюрьмы без решеток. На аэродроме Мурмаши базировался двадцатый истребительный полк. Истребитель ЯК-З - это первоклассная машина того времени имеющая прекрасные летно - тактические данные, хорошую скорость и вооружение. Это пожалуй единственный истребитель, который мог набрать со взлета высоту 1100 метров. Командиром полка был Герой Советского Союза майор Кутахов, впоследствии ставший главным маршалом авиации. Летная столовая находилась в здании теперешнего санатория „Мурмашн". Мы, воздушные стрелки, действительно чувствовали себя как в санатории .Кормили прекрасно .Довольствие получали летное, даже курили одни и те же папиросы. Единственное занятие-это раз в неделю сходить на политзанятия, где нужно было говорить всегда одно и то же, о преимуществе социалистического строя. Я же ничего в политике ничего не понимал, но все равно командир эскадрильи заметил, что я довольно-таки серьезный человек и приказом по части я был назначен ходить в наряд оперативным дежурным по аэродрому. Это напоминало работу авиадиспетчера, то есть нужно было знать какие и сколько самолетов, на какой высоте. в какое время и с каким курсом находятся в заданном тебе районе. У меня было несколько телефонов, а так же несколько журналов, в которые все эти данные нужно было заносить .Посыльными нам назначали девчат, в обязанности которых входило навести порядок, помыть пол, натопить печку и принести завтрак и обед. Мне шел двадцатый год и по вполне понятным причинам находиться вдвоем с девушкой целые сутки было просто невыносимо и поэтому я своих посыльных отсылал домой, прося только приносить еду. С остальной работой я справлялся сам. Даже проверяющие относились к нам благосклонно, не спрашивая почему именно я посыльных отправлял домой Просто человеческое общение я имел с парашютопереукладчицами. Их было трое. Они жили отдельно. Одна из них была моя землячка из алтайского края Ланочка. Вторая -симпатичная хохлушечка. Третья была близкой подругой моего Мирончика, поэтому без стеснения я называл ее снохой. Они относились ко мне хорошо. Даже когда подходила моя очередь мыть полы, они за меня это делали охотно .После окончания войны, уезжая, они оставили мне большое полотнище шелка и когда я познакомился с гражданской девушкой, то она нашила нам на всех носовых платков. Шло время. Составлялись графики распорядков дня, а также планы боевой учебы. Летчики выходившие в войну из многих критических ситуаций, учебные полеты считали пройденным этапом.3азнайство имеет иногда печальный исход. Так это однажды и произошло. На реке Тулома, как на полигоне, нз елочных веток была выложена танковая колонна .Нужно было отбомбиться по ней цементными бомбами и обстрелять пушечно-пулеметным огнем. Один из летчиков, заходя на цель, хотел прямо с разворота войти в пикирование. Но ИЛ-2 машина сложная в управлении и он начал штопорить и не сделав даже полного витка врезался в скалу на левом берегу .Их останки поместились в цинковую коробку из под патронов. Вскоре прибыла инспекторская комиссия по проверке техники пилотирования у летчиков и заодно воздушной стрельбы у стрелков. Нужно сказать, что воздушных стрельб по конусу нам производить никогда не приходилось, но в тире я стрелял прекрасно .Начальник воздушно-стрелковой подготовки, капитан Костышин, еще будучи в тылу, всегда меня заставлял пристреливать пулемет в тире. Стрелял же я всегда последним и если оставалась десятка, то она была моя. Здесь же наоборот, он решил посадить меня первым Я накрасил свои патроны красной краской. Давалось 40 патронов и пять попаданий давали отличную оценку .Летели вдоль реки Тулома до поселка Юркино .П опросив Мирончика немного убрать газ, я из сорока патронов сделал двадцать очередей, то есть каждая очередь состояла из двух патронов и все они оказались в конусе. Когда сбросили конус, то он был весь в красных отверстиях. Члены комиссии решили, что не нужно больше жечь бензин, а капитан Костышнн подошел и поцеловал меня. Мне и сейчас это приятно вспомнить .Впоследствии уже майор Костышин, работая в авиационных мастерских, начальником оружейного цеха, увидев меня на площади с будущей моей женой, подошел и сказал ей:„Ты за этого парня обязательно выходи замуж."Вспоминать и это мне тоже приятно. И наконец пришло долгожданное известие. Война закончилась .Произошло это рано утром. Вокруг начало стрелять все что могло -автоматы, пистолеты, ракетницы. Только тот, кто пережил войну может по настоящему вникнуть в смысл этих слов .КОНЕЦ ВОЙНЕ! Радости и разговорам казалось не будет конца. Желание пожилых людей встретиться с семьями осуществились .Вместе с ними мы проводили и своих девушек. Москва готовилась к празднику-параду Победы, который состоялся 24 июля 1945 года. Делегатом от 261 смешанной авиационной дивизии был единственный человек-это мой старший лейтенант МИРОНЧИК ВАСИЛИЙ ЗАХАРОВИЧ. Шли разговоры, а впоследствии и заключались договора с союзниками о сокращении армий и вооружений. Это давало нам повод и надежду мечтать и заглядывать в будущее.Каждый из нас был уверен, что это последняя война. Это только теперь до меня дошло, что заниматься политикой - это говорить неправду, так как политика и правда каждый день отличаются друг от друга. Вот также начался процесс сокращения армий и у нас. Он заключался лишь в том, что сокращались номера воинских частей, а личный состав вливался в другие чзсти. Так в 1946 году был расформирован наш 694 штурмовой авиационный полк .В это время он находился на аэродроме Афрнканда. Я был направлен опять в поселок Мурмаши, в новое по тем временам подразделение -радиолокационный взвод. В день отъезда из Африканды, я проводил своего товарища Аленина Сергея
Федоровича, так как ему мать прислала справку, что он работал учителем. Учителей же тогда демобилизовали. Он со мной одногодок. Я же не сумел закончить даже восьмого класса. Но справка - есть документ...Правда потом он закончил институт и работал в городе Тамбов начальником КИПa.Сейчас пенсионер как и все мы. По прибытии во взвод, я имел большое желание учиться, так как эта профессия могла пригодиться на граждавке. Командиром взвода был молоденький напыщенный и даже напудренный младший лейтенант ,только что из училища, требовавший на занятиях, при ответах на вопросы стоять по стойке смирно. Третий же вопрос я просто забыл, ну и как это принято, я стоял и ждал повторения вопроса. Он мне задал вопрос очень грубым тоном. Ну вы будете отвечать?"Я посмотрел на этого холеного ребенка и ответил, что не буду и сел на место. В перерыве он подошел ко мне и сказал, что за грубость я должен получить два наряда вне очереди. В силу своего характера я быстро нашелся чего ему ответить .Ответ ему очень не понравился. Через три часа меня вызвали в штаб дивизии дали мне список на восемь человек, чтобы я их доставил в Луостари. Ну что же. Мурманский морской вокзал мне был знаком, а также и пароход „Вятка"Знакома была и дорога от Лнинахамари до Луостари. Концентрата было достаточно и мы решили от Лнинахамари до Луостари идти пешком. Путь этот занял у нас трое суток. Подходя к железному мосту ,что недалеко от Генеральской сопки, нам встретилась машина, из которой вышел полковник, высокого роста, с черно-смоляными волосами. Потом мы узнали, что это командир 773го истребительного полка, полковник Ванжа. По национальности цыган. Хороший командир ,прекрасный летчик и человек. Я ему доложил .что мы направлены в воинскую часть 21231,Он сказал, что это ведь ко мне и что нужно было позвонить и он бы выслал машину. Мы сослались на молодость и здоровые ноги. Я был направлен в третью эскадрилью где командиром был капитан Зайцев. Он меня узнал. Они сопровождали нас еще будучи под Ленинградом и однажды мне пришлось с ним говорить о том как лучше строить прикрытие. Естественно он мне сочувствовал в том, что конечно тяжело сразу с летного довольствия перейти на вторую норму, где кроме перловки и овсянки с растительным маслом больше ничего не давали+200 граммов трески и 200 граммов мяса, которое можно было увидеть только в раскладке. Организовывалась четвертая эскадрилья и он меня назначил старшиной этой эскадрильи. Я надеялся на быструю демобилизацию и мне нужна была какая-нибудь профессия. Я добился перевода шофером - слесарем. Нас было там семь человек, впоследствии мы были все взаимозаменяемые и все, что я приобрел там и работая после слесарем-бригадиром в стационарных мастерских - все это мне в жизни пригодилось .Когда я демобилизовался ,по сравнению с другими я был хорошо подготовлен и пользовался авторитетом у начальства. Но до этого было еще далеко. Для того, чтобы по настоящему полюбить этот край, нужно было хорошо его знать .И хотел я этого или нет, но мне пришлось его изучать .Из Луостарн мы вновь перебазнровалсь в Африканду, из Афрнканды опять в Мурмаши, потом Аллакурти и опять Мурмаши. Такнм образом прошло восемь лет и мы все ждали сокращения армии. В последнее время стали больше говорить о холодной ВОЙНЕ, А нам наши политики внушали, что все это нужно для светлого будущего, если не нам ,то нашим детям. Я сейчас вспомнил, что у меня имеется фотография моего отца, который по всей вероятности в жизни ни разу не поел до сыта ради нас, то есть своих детей и умер не имея под собой даже простыни. Мы всю жизнь вытягивали свои жилы ради своих детей и наши дети делают то же самое, а мы деды и бабки не имеем возможности дать внукам не только шоколадную конфетку, но и леденец. Я вспоминаю очень плохого человека. Замполит полка- подполковник Зверев. Фамилия соответствует его характеру .Если бы не командир полка полковник Ванжа, то он бы пересажал весь полк. У него только и разговоров было о трибунале. Но ведь это его сын первым в Мурмашах снял с человека часы. До этого в Мурмяшах ни о кражах, ни о каких разбоях даже не было разговоров. Ничего не изменилось и в настоящее время .По прежнему в верхах делается все во благо народа, от имени народа и за счет народа. Не наши дети ездят в Америку и Англию рожать и жить, у них нет для этого средств, хотя они и работают в поте лица. Для детей наших руководителей валюта находится, хотя они сами не заработали ни копейки, ни деревянного рубля. Вот и возникает вопрос. Какая разница кто нас обирает ,или коммунисты-бюрократы, или воры-демократы? По численности руководящих работников, а также деловых людей коммерсантов, не дающих ни какой отдачи народу, мы уже давно перегнали все союзные структуры, хотя нас тогда было 300 миллионов человек. Очень трудно сейчас вспоминать прошлое, не споткнувшись о настоящее, потому что нам говорят все о том же самом и те же люд и, старающиеся казаться другими. Я хоть и не грамотный человек, но мне хочется думать, что дедушка Крылов был очень умным человеком, хотя он писал не библию, а басни, все равно его можно назвать ясновидящим. Наш возраст отслуживший по восемь, а то и по девять лет, не опоздал и к периоду восстановления разрушенного хозяйства. Мы работали не считаясь, ни с временем, ни со здоровьем. Мы не имели понятия о том, что есть не наша работа. Работая на строительстве железной дороги Мурмаши-Никель в качестве электромонтера я никогда не отказывался ни от каких ра6от.Слесарные,токарные,сварочные,кузнечиые,жестяные,а так же плотницкие и столярные, то есть все те работы, которые я сумел в той или иной степени освоить в армейских авиационных мастерских. Ребята приходящие из армии и работающие со мной. до сих пор относятся ко мне с уважением за то, что я никогда не отказывал им в помощи. После принятия государственной КОМИССИЕЙ участка железной дороги Мурмаши - Заполярная. я был откомандирован в строительный трестЛ153 поселка Заполярный, где также работал электромонтером. Часто бывая на рыбалках, я задался целью найти место падения нашей машины. И вот в 1962 году ,идя на рыбалку в сторону Дальних озер, я решил пройти левым берегом реки Лотта. И я нашел место падения самолета. Судя но деталям разбросанным в диаметре 200 метров это был ИЛ-2.Место падения также совпадало. Сняв шапку и стоя среди обломков, я вспомнил человека, нашего товарища, воздушного стрелка, упавшего вместе с машиной. Было очень жаль, что смерть оборвала его совсем еще юную жизнь .Думая о своей 74ой.я как бы разговаривал с ней, как с близким человеком. Ведь она пронесла нас с берегов реки Свнрь до берегов реки Печенга и нашедшая свою кончину на берегу маленькой реки Лотта. За свою короткую жизнь, она часто сама избитая и израненная спасала наши жизни. Ну что же, у каждого своя судьба... Моя же судьба - прирастание к богатейшему и бывшему красивейшему краю России, западному участку Кольского полуострова. С уважением КУРАЧ МИХАИЛ АНТОНОВИЧ.
Апрель1993 года, а 17 мая отец умер. За него сын - Курач Владимир Михайлович и все мы.
  • Источник: Курач Владимир Михайлович
Изображение
Аватара пользователя
sk16rus
Site Admin
Сообщения: 2344
Зарегистрирован: 22 июн 2008 16:19
Откуда: Казань
Контактная информация:

Re: Воспоминания Курач Михаила Антоновича

Сообщение sk16rus »

Потихоньку правлю перенесенные воспоминания.
Создается четкое ощущение, что для его публикации брали не текстовый вариант файла, а текст, полученный от сканирования с распознаванием текста. Уж больно много характерных "опечаток".
Изображение
vladimir105
Сообщения: 1
Зарегистрирован: 29 сен 2015 12:06

Re: Воспоминания Курач Михаила Антоновича

Сообщение vladimir105 »

Я перепечатывал с рукописного текста.Опечатки чисто от неумения печатать.Размещал я эти воспоминания на сайте ,,Солдаты Победы''.
Аватара пользователя
sk16rus
Site Admin
Сообщения: 2344
Зарегистрирован: 22 июн 2008 16:19
Откуда: Казань
Контактная информация:

Re: Воспоминания Курач Михаила Антоновича

Сообщение sk16rus »

Владимир, спасибо большое за текст!
По сути - опечатки не страшны...
Ведь главное - это Память!
Изображение
Аватара пользователя
заика
Сообщения: 3
Зарегистрирован: 28 фев 2019 22:54

Re: Воспоминания Курач Михаила Антоновича

Сообщение заика »

В отделе полевого ремонта ИАС 7 ВА служил майор Курач Павел Антонович, занимался спецоборудованием. Не родственник ли случайно?
Ответить

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и 5 гостей